Строгие правила кроя

[fissy]

-...Ну как же, как же можно без свадебного платья! – причитала тетушка Тацуки, возмущенно взмахивая руками – ее шаль с тяжелыми белыми кистями взметывалась в воздух и можно было подумать, что это огромный альбатрос бьет крыльями, увязнув лапой в хитрости рыбачьей сети.



Миу молча чертила пальцем утреннее настроение по воображаемой пыли на тетушкином столе: пыли в доме никогда не водилось и сама мысль о ней была бы для добрейшей тетушки Тацуки кощунством.



- Как же можно! – тараторила тетушка, увлекая за собой Миу по узеньким портовым улочкам, где день разбивался на сотни разговорчивых кусочков, которые подбирала чумазая ребятня и продавала на развес рыхлым бесцветным туристам, пахнущим скукой.



- Без платья никак нельзя! – тетушка Тацуки тащила Миу за руку и приводила ее к сумрачным гадалкам с хрустальными шарами. Гадалки вглядывались в шары, как в нутро Хроноса, отскребали с него длинными ногтями суетные мысли, сдували горячие образы прошлых столетий и ехидные улыбки призраков и подтверждали, весомо кивая черными вороньими головами: да, без платья нельзя. Никак.



- Вот видишь! – торжествовала тетушка, и снова тянула Миу в торговые кварталы, где порхали бумажные фонарики, красные, желтые и белые, полные заблудившихся желаний; где пахучий дым с рассвирепевших жаровен ворошил чешую на вытатуированных драконах, а свежая рыба под разделочным ножом на улицах смущенно улыбалась, прежде чем нырнуть в кипящее масло.



- Конечно, Тацуки-сан! – всплескивал руками худой желтый портной, а глаза его становились похожи на два черных яня. - Невеста не может быть счастлива в будущем без правильно сшитого свадебного платья! Но только я вчера поссорился с соседом Ниягу – а сегодня с женой, мне шить никак нельзя, даже мерку не могу снимать: будущее Миу-тян будет омрачено сварами.



И неукротимая тетушка, схватив Миу в охапку, заталкивала ее под вывески с красными иероглифами и длинными удивленными ножницами, жестяными буквами и свернувшимися змеей сердитыми клубками, выбитыми в сумраке надписями и огорченно вытянутыми иглами, тоскующими по нитке.



Второй портной, похожий на седого поджарого сэнсея, который день никак не мог вспомнить хокку о беседке Лао-Лао и очень огорчался по этому поводу; третий, круглый, как луна и столь же словоохотливый, чуть не заговорил до смерти даже тетушку Тацуки; четвертый плакал, нанизывая слезы на нити и пришивая их вместо пуговиц; пятый гневно колотил подмастерьев, что неправильно впускали солнечный свет сквозь ставни, не пожелав тому доброго пути; шестой гордо расчесывал бороду с запутавшимися в ней затаенными мыслями и отвечал, что его труда достойны лишь гейши, прекрасные, как капризно оттолкнувшийся от гор утренний луч; седьмой, жадно облизываясь, как саламандра на огонь, запросил за работу каждую вторую светлую мысль невесты за эту и последующую жизни.



И только восьмой, юркий, как ярмарочная обезьянка у шарманщика и веселый, как улетевший пух одуванчика, взялся за такое ответственное дело.



Он наскоблил со старой стены смех своих детей, натянул его на солнечные нити, проскальзывающие сквозь резные ставни; мурлыча под нос тихую озерную песню, занял паутину до четверга у домашнего паука, живущего в северном углу – и снял ею мерку с Миу: паутина легла на смешливую солнечную ткань, придавая той неповторимые девичьи очертания; портной выплевывал слова песни, ставшие жемчужинами, по одной – и богато расшивал подол платья ниткой, помнившей еще руки его матери; приблудившийся комар, чтобы оплатить приют, ткал невесомые кружева своим пением и аккуратно прилаживал их к рукавам и вороту; и, наконец, прочтя долгую молитву, портной взял из уверенных лап нефритовой садовой жабы белую розу и, послав той воздушный поцелуй, прикрепил цветок там, где должно было быть сердце Миу.



- Теперь платье готово! – радовалась добрая тетушка Тацуки, заплатив портному пожеланием здоровья ему и детям на двенадцать лет вперед и приятных сюрпризов каждую пятницу.



Стоя у алтаря на берегу моря, Миу слышала, как роза нашептывает ей обещания счастья, ветер развевает комариные благодарные кружева, мамины руки нежно обнимают за плечи, а детский смех слышен где-то в самой глубине ее тела.



Turandot

@музыка: Zемфира

@настроение: не могу кушать...((