The very small children in
patched clothing,
Being smitten with an
unusual wisdom,
Stopped in their play as
she passed them
And cried up from cobbles:
«Guarda! Ahi, guarda!
Ch’e be’a!»
But three years after this
I heard the young Dante,
whose last name I do not
know -
For there are, In Sirmione,
twenty-eight young
Dantes and thirty-four
Catulli;
And there had been a great
catch of sardines,
And his elders
Were packing them in the
great wooden boxes
For the market in Brescia,
and he
Leapt about, snatching at
the bright fish
And getting in both of their
ways;
And in vain they
commanded him to sta
fermo!
And when they would not
let him arrange
The fish in the boxes
He stroked those which
were already arranged,
Murmuring for his own
satisafacion
This identical phrase:
Ch’e be’a.
and at this I was mildly
abashed.
(«The study in Aesthetics»),
Lustra, 1916.
по-русскиРебятишки в драных
одежках,
Внезапно осененные не-
обычной мудростью,
Прекращали свою возню,
когда она проходила ми-
мо,
И кричали ей вслед с
плоскодонок:
«Guarda! Ahi, guarda! Ch’e
be’a!»
Три года спустя
Я подслушал юного Данта,
фамилии не припомню -
В Сирмионе живет два-
дцать восемь Дантов и
тридцать четыре Катулла;
И был тогда богатый улов
сардин,
И взрослые
Укладывали их в огром-
ные деревянные ящики,
Собираясь ехать на ры-
нок в Брешию, а он
Вертелся вокруг, выхва-
тывал блестящих рыбин,
Путался под ногами;
И напрасно покрикивали на него:
«sta fermo!»
А когда его отлучили от
укладки Сардин в деревянные
ящики,
Он гладил бока уже уло-
женных рыбин,
Тихо шепча себе под нос
То самое
«Ch’e be’a!»
И видеть это было не-
много неловко.
Пер. И. Болычева
Речь идет о превращении женщины в рыбу с помощью возгласа: «Guarda! Ahi, guarda! Ch’e be’a!» и повтора «Сh’e be’a» в конце текста. Здесь не используется никаких образных приемов, обыгрывающих сходство женщины с рыбой, этапы и мотивы ее возможного перевоплощения.
читать дальшеВообще не сказано, красива ли эта женщина. О ее красоте говорит не поэт, он повторяет слова детей и даже считает нужным передать не выговариваемое детьми “l” (be’a). Сохранность детского голоса в устах высказывающегося - это жестикуляция словом, нежелание (или неспособность) к поэтическому суждению в виде метафор, сравнений и т.д. Восклицание работает как замена возможной метафоры красоты. В отличие от метафоры в этой фразе ни один из ее компонентов не превышает измерений высказывания. Оно - не более, чем просьба обратить внимание на определенный объект. Это прямая речь, которая длится ровно столько, сколько действие указывания; да и само впечатление детей длится недолго, потому что женщина проходит и исчезает. Второе «Ch’e be’a» относится уже к рыбинам. Это, конечно, не значит, что посредством идентичного возгласа женщина отождествляется и становится рыбой. Тождественные высказывания создают напряженную противоположность друг с другом. Разность этих двух действий мотивирована не только объективным контрастом между ними (1 - мальчик указывает на женщину. 2 - другой мальчик через три года хватает рыбины), но и временной разницей. Две фразы «Ch’e be’a» своей несливающейся противопоставленностью создают идеограмму. То, что мальчик назвал рыбу прекрасной, женщине повредить не может, но уже в перспективе взгляда рассказчика происходит резкое изменение значения высказывания «Ch’e be’a». Это изменение и есть то событие, которому посвящается стихотворение. И здесь уже невозможно не обратить внимания на то, что рыбы мертвые, что мальчик гладил их и что их увезут на продажу. «Женщина - мертвые рыбы» - не сравнение, но соположение двух пространственно-временных реальностей. В результате появляется добавочное значение в отношении женщины и рыбы: это редукция в первом случае (красоты женщины) и расширение во втором (красоты пойманных рыб). Изменению подверглись и дети, лицезреющие женщину, красота которой превращается в красоту рыбы, и мертвые рыбы, которые прекрасны как женщина, и поэт, который засвидетельствовал эти события как одно, и в качестве узла этого события расставил идеограмму: «Guarda! Ahi guarda! Ch’e be’a» вначале - vs «Ch’e be’a» в конце. Получается, что идеограмма в этом стихотворении и есть узел метаморфозы. Она осуществляется не потому, что вышеупомянутое высказывание повторяется два раза, а благодаря временному и пространственному зиянию между ними. Именно то, что между, поворачивает эти высказывания лицом друг к другу и устанавливает между ними «энергийное» колебание (то, что Паунд называл вортексом). Вот траектория, по которой идет Паунд в этом стихотворении: идеограмма - метаморфоза - событие.